4.
Третий источник
понимания в
музыке:
Что
там, за
поворотом
или «маска, я
вас знаю»
Напомню ещё раз – выше было сказано, что для понимания музыки необходимы три вещи, и что третья из них неочевидна. Эта третья вещь и представляет собой основную особенность разработанной мной системы. Без её осознания знакомство с музыкальной культурой, а в конечном счёте и процесс понимания музыки, затруднены. Эта третья составляющая присутствует и в других музыкально-педагогических системах, но неосознанно, а, значит, возможности этой составляющей не могут использоваться вполне эффективно. Мало того, если эта третья составляющая и присутствует, то не как цель, а как некий побочный эффект, который образуется сам собой, без специальных, на него направленных, педагогических усилий. Я обратил внимание на эту составляющую в молодости, когда занимался совсем другими делами – изучал математику, лингвистику, семиотику, теорию систем и разные другие науки с впечатляющими названиями. Эти другие науки и навели меня на мысль использовать в музыкальном образовании взятые оттуда идеи. А обратив внимание на эту третью составляющую, я применил её в своей педагогической практике для эффективного освоения элементов музыкального языка (см. выше первую составляющую). Что же это такое?
Представьте себе следующую игру. Я задумал какое-то слово на вашем родном языке. Допустим, «гостиница». И предлагаю вам угадать, какое именно слово я задумал. Если я не даю вам никакой информации об этом слове, то шанс угадать его у вас примерно 1 на 125 тысяч – столько слов содержится в «Обратном словаре русского языка», М. 1974, в котором обобщены данные из четырёх самых известных русских словарей. Но вот я сообщаю вам первую букву, т.е. «г». Шанс угадать слово резко возрастает, однако всё ещё ничтожен, поскольку слов на «г» очень много. Впрочем, если вы хотите всего лишь наугад назвать вторую букву, то здесь шансов уже больше, поскольку число букв русского алфавита меньше, чем слов на «г». Если вы не угадали вторую букву и я её вам сообщаю, ваш шанс возрастает существенно, но всё ещё вам придётся перебирать много слов, пока вы набредёте на «гостиницу». После третьей буквы шанс возрастает примерно до 3% (в «Словаре русского языка» Академии наук СССР, М. 1957 имеется 32 слова, начинающихся на «гос...»). После четвёртой буквы вероятность угадать слово становится уже примерно 7% (15 слов на «гост...»). После пятой буквы – 12,5% (8 слов на «гости...»). Шестая буква увеличивает вероятность угадывания незначительно (7 слов на «гостин...» – гостиная, гостинец, гостиница, гостиничный, гостинодворец, гостинчик, гостиный). Зато седьмая буква резко увеличивает вероятность до 50%, поскольку теперь после «гостини...» может быть либо «ц», либо «ч» (гостиница, гостиничный). И, наконец, восьмая буква («ц») делает угадывание последней, девятой буквы («а») стопроцентным. Теперь представим себе, что угадать следовало не отдельное слово, а целую фразу: «Гостиница «Англетер», в которой покончил с собой Сергей Есенин». Очевидно, что после слова «гостиница» вероятность угадывания буквы «а» в слове «Англетер» падает вновь. С появлением каждой последующей буквы вероятность будет расти. А, догадавшись до слова «Англетер», тот участник игры, который слыхал раньше об обстоятельствах самоубийства Есенина, начнёт угадывать остальные буквы уже не с математической вероятностью (как было со словом «гостиница»), а с гораздо более высокой. Скорее всего, уже на слове «покончил» вероятность угадывания остальных букв вырастет до 100% или около того. Теперь представим себе, что в эксперименте участвует иностранец, не так хорошо владеющий русским языком и никогда не слыхавший о Есенине. Весьма вероятно, что слово «гостиница» ему незнакомо, поскольку он обходится международным словом «отель». Тогда появление каждой новой буквы в этом слове будет для него равновероятным и будет равно 1/33. Он даже не догадается, что после буквосочетания «гостиница» следует сделать пробел, что здесь закончилось одно слово и должно начаться другое. Возможно, какое-то оживление произойдёт на служебном слове «которой». В целом понятно, что полнота восприятия этой фразы подобным иностранцем будет резко отличаться от полноты восприятия этой же фразы образованным носителем языка. Если восприятие носителя языка будет наполнено ожиданиями, будет рваться вперёд, иначе говоря, будет активным, то восприятие иностранца будет просто следовать за поступающей информацией, не делая активных попыток её опередить, т.е. будет пассивным.
Этот экскурс в языковое восприятие поможет нам понять, что такое активное восприятие и понимание музыки. Если мы слышим музыкальное сочинение, не делая никаких предположений о том, что произойдёт в этом сочинении в каждый последующий момент времени, мы подобны человеку, слушающему сообщение на незнакомом языке. Если же мы делаем время от времени хаотичные предположения по принципу «предположение-отсутствие предположений», мы подобны иностранцу, кое-как знающему язык, на котором звучит сообщение. Если мы делаем такие предположения «волнообразно», т.е. несколько предположений подряд, мы подобны человеку, воспринимающему сообщение на родном языке, но не обладающему достаточной культурой – это человек не может делать предположений, когда одно слово закончилось, а другое ещё не началось. И, наконец, когда мы постоянно делаем предположения – независимо от того, какая часть этих предположений сбывается, мы подобны культурному человеку, воспринимающему сообщение на хорошо понятном для него языке. Почему предположения могут и в этом последнем, идеальном случае всё же не сбываться? Потому что автор сообщения, подобно автору криминального романа, специально позаботился о том, чтобы нам не было скучно.